Умер Бурбулис.. Сейчас будет много всякого написано и сказано, по большей части плохого, потому что были времена он был почти как Чубайс по уровню антирейтинга и народной антипатии

Умер Бурбулис.

Сейчас будет много всякого написано и сказано, по большей части плохого, потому что были времена он был почти как Чубайс по уровню антирейтинга и народной антипатии.

Но мало кто знает, а из знающих мало кто расскажет, что именно он когда-то создал НТВ

Да-да, не брежу

Не в Кремле и даже не на Старой (он к тому времени был уже в отставке), а практически – в останкинском лифте…

Дело было осенью 1993 года.

Я еще работала в Останкино, возилась с чем-то в монтажной.

«И тут раздался телефонный звонок…»(с)

Миша Лакрин, пресс-секретарь Бурбулиса, без особого энтузиазма сообщил, что шеф едет в Останкино, и хорошо было бы его там встретить.

К кому и зачем едет, Ларкин точно не знал.

Но сам ехать не собирался, потому и звонил, чтобы – на всякий пожарный – переложить свои пресс-секретарские обязанности на меня.

Спустилась в вестибюль первого подъезда, встречать Г.Э.

Особо не спешила, потому что хорошо знакома была с «коэффициентом Бурбулиса», проще говоря, с неистребимой привычкой Г.Э, опаздывать везде и всюду.

Бурбулиса, разумеется, не было.

Но в мраморном вестибюле Останкино наблюдалась какая-то странная возня.

Сначала мне подумалось, что встречают кого-то другого.

Потом – мелькнула мысль, что в АП очередная кадровая рокировка, и Г. Э. вернулся в прежнем величии. И могуществе.

Потом стало ясно: никто никуда не вернулся, никто никого не встречает.

У стойки гардероба в окружении толпы охранников нервно топтался Владимир Александрович Гусинский.

Самолично.

Я в душе подивилась нерадивости каких-то редакторов, позабывших, встретить эфирного гостя.

И стала ждать.

И Гусь ждал.

Время тянулось.

Бурбулис, и в отставке, остался верен себе - он появился, спустя полтора часа, после назначенного срока.

Подошел ко мне. Коротко клюнул холодным, острым носом в щеку, изображая поцелуй, забрал руки – в свои. Зашевелил, перебирая мои пальцы, своими – тонкими, холодными, нервными.

Так, не отпуская рук, повел за собой.

Это была известная бурублисовская манера – бесцеремонно трогать женщин руками, целовать - холодно, но настойчиво, изображая то ли – простое ухаживание, то ли – нечто большее.

Ничего большего – впрочем – никогда не происходило. Ни с кем.

Но манера имела свои плюсы.

Ученые дамы из демократической оппозиции, девицы, подвизающиеся на около политической ниве, не избалованные брутальным мужским вниманием, таяли как стеариновые свечи на елке.

Бурбулис слыл сердцеедом.

Так - рука об руку - мы приблизились к Гусю.

- Ну, что? – в обычной своей кошачьей манере мяукнул Бурбулис.

Гусь залопотал.

Сумбурно – о том, что проект президентского указа о вещании НТВ на четвертом канале написан.

Но никто не хочет нести его на подпись без визы Яковлева, а Яковлев не хочет подписывать, потому что кто-то плетет какие-то интриги, а никто из Кремля не хочет звонить Яковлеву, потому, что старый лис Яковлев потом позвонит Деду и пожалуется на то, что…

Тем временам – мы пересекли холл и все толпой – Бурбулис, Гусь, я, помощник Бурбулиса, охранники Гусинского - загрузились в лифт.

- Хорошо, Володя… Я сейчас все скажу Александру Николаевичу…

Лифт, между тем, остановился на десятом - «правительственном» - этаже.

Бурбулис отпустил мои руки, еще раз клюнул носом в щеку и пообещал заглянуть к нам, в редакцию.

И – надо сказать - обещание выполнил.

Вскорости появился в редакции.

Выходило, что аудиенция Яковлева длилась минут тридцать, пятнадцать из которых они - наверняка - пили чай.

Спустя несколько дней, Дед подписал указ о трансляции программ нового канала.

И это – собственно – все.

Так думаю, канал мог бы посвятить ГЭ сюжет.

Ну это было бы справедливо.